Это первая статья из новой серии национальных стратегий сегодняшней глобальной силы и других региональных сил. Эта статья устанавливает рамку для понимания текущего состояния мира.
Развитие геополитики циклично. Силы возникают, падают и меняются. Изменения происходят в каждом поколении в бесконечном танце. Но период между 1989 и 1991 годами был уникален тем, что длинный цикл человеческой истории, развивавшийся сотни лет, закончился, и с ним и более короткий цикл также пришёл к концу. Мир всё ещё сотрясается от событий того периода.
25 декабря 1991 года закончилась эпоха. В этот день Советский Союз распался, и впервые за почти 500 лет ни одна европейская сила не являлась глобальной (ни одно европейское государство не лидировало в интегрированной экономической, военной и политической силе на глобальной шкале). Что началось в 1492 году, когда Европа вырвалась в мир и создала глобальную империалистическую систему, закончилось. Пять столетий та или иная европейская страна доминировала в мире, была ли это Португалия, Испания, Франция, Англия или Советский Союз. Даже меньшие европейские страны временами влияли на глобальную расстановку сил.
После 1991 года единственной глобальной силой остались США, которые производили около 25% мирового ВВП и доминировали в океанах. Никогда ранее Соединённые Штаты не доминировали в мире. Перед Второй мировой войной американская сила постепенно уходила из маргиналов международной системы, но она росла в условиях мультиполярного мира. После Второй мировой она обнаружила себя в биполярном мире, противостоя Советскому Союзу в борьбе, в которой американская победа не была явно предрешена.
Соединённые Штаты были вне конкуренции 20 лет, но их восхождение было разбалансированным большую часть этого времени, и эта разбалансированность является фундаментальной характеристикой прошлого поколения. Неподготовленные институционально или психологически, США качнулись от чрезмерного оптимизма в 1990-х, вызванного окончанием большого конфликта, к войнам против воинствующего ислама после 11 сентября. Войн, которые США не смогли избежать, но также не смогли интегрировать в многослойную глобальную стратегию. Когда единственная глобальная сила становится одержимой единственным регионом, весь мир разбалансируется. И дисбаланс остаётся, определяя характеристики сегодняшней глобальной системы.
Кроме того, что распад Советского Союза закончил европейскую эпоху, он также закончил эру, начавшуюся в 1945 году, и это сопровождалось кластером событий, которые обычно сопровождают изменения в поколениях. Период 1989-1991 годов обозначил конец японского экономического чуда, первого раза, когда мир удивлялся азиатской стране, в которой промышленный рост сопровождался одновременным обвалом финансовой системы. Конец японского чуда и экономические проблемы, связанные с интеграцией Западной и Восточной Германии, оба изменили способ работы глобальной экономики. Маастрихтское соглашение 1991 года создало поле для европейской попытки интеграции, и было рамкой для Европы в мире после окончания Холодной войны. Площадь Тяньаньмень задала курс развития Китая на последующие 20 лет, и была китайским ответом на распад СССР. Он создал структуру, которая позволила экономическое развитие, но обеспечила доминирование Коммунистической Партии Китая (КПК). Вторжение Саддама Хусейна в Кувейт было задумано для изменения баланса сил в Персидском заливе после Ирако-Иранской войны, и проверило готовность США вести военные действия после Холодной войны.
В 1989-1991 годах мир изменил принципы своей работы, которые длились столетиями или поколениями. Это был необычайный период, чьё значение осмысливается только теперь. Он завершил долговременную смену «стража», где Северная Америка заменила Европу в качестве центра международной системы. Но поколения приходят и уходят, и теперь мы посреди первой смены поколений после коллапса европейских сил, изменения, начавшегося в 2008 году, но только теперь проявляющегося в деталях.
Случившееся в 2008 году было одной из финансовых паник, от которых периодически страдает глобальная капиталистическая система. Как это часто бывает, эта паника сначала создала политический кризис среди народов, за которым последовали изменения в отношениях среди народов. Среди этих изменений три имеют особое значение, два из которых прямо связаны с кризисом 2008 года. Первое – это европейский финансовый кризис, и его трансформация в политический кризис. Второе – это кризис китайского экспорта и его последствия. Третье, уже не так прямо связанное с 2008 годом, это изменение баланса сил на среднем Востоке в пользу Ирана.
Европейский кризис
Европейский кризис является единственным самым главным событием, последовавшим за финансовым обрушением 2008 года. Европейский Союз изначально виделся как институция, которая свяжет Францию и Германию вместе, что сделает невозможными войны, бушевавшие в Европе с 1871 года. Это видение также подразумевало, что экономическая интеграция соединит Францию и Германию вместе и создаст основание для процветающей Европы. В контексте Маастрихтского соглашения предполагалось, что ЕС станет способом демократизации и интеграции бывших коммунистических стран Восточной Европы в единую сеть.
Между тем, встроенной в идею Европейского Союза была идея постепенного преодоления национализма и возникновения Соединённых Штатов Европы, единой политической федерации с конституцией и единой внешней и внутренней политикой. Он должен был двигаться от зоны свободной торговли к единой экономической системе, к единой валюте, а затем и к дальнейшей политической интеграции, построенной вокруг Европейского Парламента, позволяя Европе стать единой страной.
Задолго до того, как это случилось, люди начали говорить о Европе, как о единой общности. Безотносительно умеренности формальных предложений, присутствовало мощное видение интегрированной европейской политики. И было два основания для этого. Первым были определённые экономические и социальные преимущества объединённой Европы. Вторым был факт, что только так европейское влияние могло быть ощутимым в международной системе. Поодиночке европейские страны не были глобальными игроками, но коллективно они могли исполнять эту роль. В послевоенном мире, где США были единственной и неоспоримой глобальной силой, это была привлекательная возможность.
Европейское видение было размазано последствиями 2008 года, когда проявила себя фундаментальная нестабильность европейского эксперимента. Видение Европы было построено вокруг Германии, второго по величине в мире экспортёра, но европейская периферия оставалась слишком слабой, чтобы вынести кризис. И дело было не в этом конкретном кризисе – Европа не была выстроена так, чтобы вынести любой финансовый кризис. Раньше или позже он бы произошёл, и единство Европы было бы серьёзно ограничено, когда каждая страна, движимая разными экономическими и социальными реалиями, начала бы маневрировать в собственных интересах больше, чем в интересах Европы.
Не сомнения, что Европа 2012 года действует очень отлично от способа, которым она действовала в 2007 году. В некоторых местах есть ожидание, что Европа вернётся к своему старому состоянию, какой она была после Холодной войны, но это маловероятно. Скрытые противоречия европейской инициативы проявили себя, и хотя некоторая европейская общность скорее всего выживет, она вероятно не пересоберёт Европу, обозначенную Масстрихтом, тем более отдаляя большие планы Соединённых Штатов Европы. Поэтому единственный потенциальный противовес США не возникнет в этом поколении.
Китай и азиатская модель
Китай похожим образом претерпел от кризиса 2008 года. В стороне от неизбежно циклической природы всех экономик, азиатская модель (как видно по Японии и затем в 1997 году в восточной и Юго-восточной Азии) обеспечивает продлённый период роста, за которым следуют глубокие финансовые проблемы. Действительно, рейтинги роста не обозначают экономического здоровья. Как это было и с Европой, финансовый кризис 2008 года послужил триггером для Китая.
Главная китайская проблема в том, что более миллиарда людей живёт в домохозяйствах, зарабатывающих менее 6 долларов в день, и большинство из них зарабатывает менее 3 долларов в день. Оставив в стороне социальную напряжённость, экономические последствия таковы, что огромное китайское промышленное производство превосходит китайский потребительский спрос. В результате Китай вынужден экспортировать. Но рецессия после 2008 года сильно урезала китайский экспорт, значительно повлияв на рост ВВП и угрожая стабильности политической системы. Китай ответил на проблему массивным ростом банковского кредитования, стимулируя новое инвестирование и поддерживая рост ВВП, но также подпитывая безудержную инфляцию. Инфляция создаёт восходящее давление на стоимость труда, что вызывает сокращение главного китайского конкурентного преимущества перед другими странами.
Для целого поколения китайский рост был двигателем глобальной экономической системы, как Япония была для предыдущего поколения. Китай не падает более, чем это делала Япония. Между тем, он меняет свою среду, и вместе с этим и среду международной системы.
Глядя вперёд
Если мы посмотрим на экономическую систему, то увидим, что у неё есть три основных двигателя, два из которых (Китай и Европа) изменяют своё поведение, чтобы быть менее напористым и менее влиятельным в международной системе. События 2008 года не создали этих перемен: они просто спровоцировали процессы, которые выявили внутренние слабости этих двух образований.
Как-то в стороне от основных процессов международной системы, на Среднем Востоке произошло фундаментальное изменение баланса сил. Причиной не был кризис 2008 года, но последствия присутствия в регионе США и их последующего ухода оттуда. С отступлением США из Ирака, Иран стал основной конвенционной силой в Персидском заливе и главным источником влияния в Ираке. В дополнение, продолжающееся выживание правительства аль-Ассада в Сирии с поддержкой из Ирана создаёт потенциал для распространения иранского влияния от западного Афганистана до Средиземного моря. Даже если правительство аль-Ассада падёт, то Иран будет всё ещё в состоянии поддерживать свои претензии на превосходство в районе Персидского залива.
Как и процессы, запущенные в 1989-1991 годах определили течение следующих 20 лет, так и процессы сегодня определяют, что будет происходить в следующем поколении. Всё ещё сильные, но резко разбалансированные в своей внутренней и внешней политике, США вступают в конфронтацию с изменяющимся миром без ясного понимания, как с этим миром взаимодействовать, или (хотя бы) как изменения глобальной системы отразятся на самих США. Стратегически для США фрагментация Европы, трансформация глобального рынка из-за климакса китайской экономики и драматическое усиление Ирана представляются абстрактными событиями, не влияющими напрямую на Соединённые Штаты.
Каждое из этих событий создаёт угрозы и возможности для США, с которыми они не готовы справиться. Фрагментация Европы подняла вопрос будущего Германии и её отношений с Россией. Перемещение производства в страны с низкой зарплатой создаёт бумы в странах, до сих пор считавшихся неподъёмными (как Китай в 1980-х) и потенциальные зоны нестабильности создаются резким и неравномерным ростом. И, конечно, идея, что иранский вопрос может быть разрешён с помощью санкций – это скорее форма ухода от решения, чем стратегия.
Главные зоны мира нарывают: Европа, Китай и Персидский залив. Каждая страна в мире должна разработать стратегию, позволяющую работать с новой реальностью, как и 1989-1991 годы требовали новых стратегий. Самая важная страна, Соединённые Штаты, не имела стратегии после 1991 года и не имеет стратегии сегодня. Это единственная самая важная реальность мира. Как и испанцы, которым через поколение после путешествия Колумба не хватило ясного видения созданной ими реальности, так и американцы сегодня не понимают мир, в котором оказались. Этот факт продолжает определять, как работает мир.
Мы же в следующей части обратимся к американской стратегии на ближайшие 20 лет, и подумаем, как она должна перестроить себя.
Перевод Александра Роджерса, "Хвиля"
Источник: Джордж Фридман Stratfor
