«... Местное население создало УПА. Если бы не их поддержка, то нас и не было б. Местное население нас кормило, давало нам одежду, разведанные. Все, что мы имели — было от рядовых украинцев. Без них УПА не продержалась бы и полгода, а мы воевали больше десяти».
Мирослав Симчич — это один из последних командиров Украинской повстанческой армии (УПА), от которых мы еще можем услышать историю украинского освободительного движения XX века. Сотнику сегодня 90 лет. 5 из них он провел в УПА, 33 года — в советских лагерях.
— Как Вы стали членом ОУН?
— ОУН была законспирированной организацией — все о ней слышали, но никто не знал, кто в нее входил. Мой друг, с которым мы вместе ходили в школу, подошел ко мне поговорить, когда мне было 18 лет (в
К началу своей активной борьбы я был подготовлен еще с малых лет. Одним из важнейших факторов формирования моей личности было знание нашей истории, которую я изучал в украинской школе с третьего класса.
— Как проходили занятия в молодежке?
— Рассказывали нам украинскую историю, давали читать литературу, мы выполняли различные стрелковые упражнения.
— Когда Вы решили перейти в подполье?
— Когда в Карпатах осенью 1943 года создали первый отряд Украинской народной самообороны [название вооруженного крыла подполья ОУН(б) на Галичине, которое в декабре
Тогда я еще учился в Коломыйском архитектурном техникуме. Однако решил перейти в подполье и бороться открыто. Нашим врагом тогда была немецкая власть. Надо было бороться за Украинское государство. Сколько уже мы могли быть рабами!
— Были ли воины УПА из других регионов Украины?
— В УПА были не только украинцы, но даже народы всех кавказских республик. Воевали и евреи, которых наши вывели из гетто, или они сами пришли. Кто хотел бороться против большевизма и нацизма — того мы принимали.
— Какими были межнациональные отношения в УПА?
— Достаточно дружеские. Какой-либо разницы между национальностями не было.
— Поддерживало ли Армию местное население?
— Местное население создало УПА. Если бы не их поддержка, то нас и не было б. Местное население нас кормило, давало нам одежду, разведданные. Все, что мы имели — было от рядовых украинцев. Без народной помощи УПА не могла бы продержаться и полгода, а мы воевали больше 10 лет.
— Как сказалась Ваша борьба на судьбах родных?
— Вся наша семья была уничтожена. У меня отца не было — был отчим. Его вывезли в Россию. А мама среди людей скрывалась вплоть до
Мирослав Симчич, он же сотенный УПА «Кривонос» (слева). Сотня УПА — аналог роты в нынешних вооруженных силах Украины
— Сегодня часто пытаются привязать термин «фашизм» к любому проявлению национализма, а то и оппозиции. Использовали ли этот метод во времена УПА?
— «Фашистами» нас обзывали с тех самых пор, как началось наше движение. Это не новое дело. С тех пор как существует Россия — с тех самых пор любое проявление свободы среди украинцев расценивается нашим восточным соседом как «преступление», «фашизм», или приклеивают еще какой-нибудь ярлык.
— Были ли другие методы пропаганды?
— Основной их метод — это изобразить нас в народе убийцами, чего с нашей стороны не было. Советские провокационные группы от нашего имени убивали рядовых украинцев. Например, в Ивано-Франковской области было организовано 36 провокационных групп.
Они ходили по селам переодетыми в нашу форму, разговаривали на украинском языке, грабили хозяйства, насиловали женщин, убивали людей и творили другие бесчинства. Прежде всего, этому подвергались наиболее авторитетные люди в общинах. Все это было делалось для того, чтобы люди стали говорить: «Вот смотри, что бандеровцы творят».
— Людям от вас их трудно было отличить?
— Трудно, так как советская власть использовала местных «стрыбков» [«истребительные батальоны» — Авт.], которых формировали из местного населения. У них даже акцент был гуцульский.
— Какими были будни в УПА?
— Когда не было боев, мы занимались подготовкой, чистили оружие, приводили в порядок себя, были политзанятия, изучали литературу. Никакого «балагана» не было ни одного дня. Каждый день был использован.
— Отмечали ли религиозные праздники?
— У нас были капелланы. В лесу мы проводили праздники так же, как люди в селах. Только месса была не в церкви, а на поляне.
— Как переживали зиму?
— Когда холод и голод — это очень трудно. Были случаи, когда приходилось спать в снегу под сосной. Было и так, что по
— Каково было отношение к Бандере и Шухевичу среди воинов?
— Мы лояльно относились к нашему руководству. Оно опиралось на нас, а мы на него.
— После ареста в 1948 году вас осудили на 25 лет лишения свободы. Как жили в лагере?
— Работа в концлагере была 6 дней в неделю. В выходной день мы шли в лес и на плечах носили дрова для нашего барака. Когда вечером возвращались с работы, также старались взять с собой несколько палок, чтобы растопить печь.
Пока мы весь день работали, то вода к вечеру уже замерзала, а надо было помыться и чего-то горячего выпить. Я имел в сутки 200 граммов хлеба и 9 граммов сахара.
В концлагере было много национальностей — даже англичане и американцы. У нас со всеми политическими заключенными из других стран были братские контакты. Все были за одного, и один — за всех.
— В 1978 году у вас была возможность выйти на свободу взамен на покаяние. Почему не пошли на эту сделку?
— Написать покаяние — это означает плевать на свой народ, на историю. Я чувствовал себя украинцем и ответственным за свое дело. В Десятисловии украинского националиста написано: «Добудешь Украинскую державу или погибнешь в борьбе за нее».
Вопрос стоял так: либо выдержать до конца, или умереть. Кто имел в себе силу, тот выдержал до конца. С Божьей помощью я принадлежал к тем людям.
— В
— Я поселился в Запорожье. Когда выходил из концлагеря, мне дали документ, где было написано, что запрещается въезд в Западную Украину, Прибалтику и Калининградскую область. В западные области мне не было разрешено даже ступать ногой.
Запорожье я выбрал, потому что это было индустриальный город — считал, что здесь будет легче найти работу. Но, учитывая то, что я был непрописанным, на работу меня не брали, а милиция не хотела прописывать, так как я не работал. Так я проходил два месяца. Все это время спал на вокзале на холодной плитке.
Мирослав Симчич. Современное фото
Вдруг меня в трамвае задел один человек и спросил, нужна ли мне работа. Я ходил в концлагерной форме. Видимо, он тоже когда-то сидел, поэтому и решил помочь. Сказал, чтобы я пошел в городскую комиссию, которая занимается пропиской и выпиской. Я рассказал этим держимордам свою историю, и они отправили меня в милицию, которая меня, в конце-концов, прописала.
— Куда пошли на работу?
— С моей биографией меня не хотели никуда брать. Тогда я пошел туда, где никто не хотел работать — на ремонт металлургических печей завода «Запорожсталь».
Когда останавливали печь на ремонт, то стены от температуры были раскалены до бела. Ведь во время работы в печи была температура три тысячи градусов, и стены ее не выдерживали. Нашей задачей было залезть внутрь и ремонтировать стены. На ремонте печей работали три смены по пять минут. Дышать внутри было нечем — все в груди горело.
Здесь я проработал полтора года. Впоследствии встретил товарища, который уволился из концлагеря на два года раньше и уже работал слесарем на этом же заводе. Он предложил мне пойти к нему на работу токарем, и я согласился.
— Как к Вам относились сотрудники?
— Пока не узнали хорошо, кто я, то относились с подозрением. Я работал токарем в гараже. Почти каждый водитель, кроме государственной машины, имел и свою. Они приходили ко мне с просьбами сделать определенные детали к их машинам. Мой предшественник за работу брал 3 рубля или поллитра водки. Когда я пришел, то ничего с тех водителей не брал. Со временем я оставался точить им детали и после своего рабочего дня. Для водителей это было довольно странно, что я не брал с них деньги. Поэтому они начали думать, что я свидетель Иеговы.
Через некоторое время в областной газете на всю полосу появилась статья обо мне. В лучших методах советской пропаганды меня изобразили «фашистом», «убийцей» и не только. Газета вышла в пятницу. Я на эти выходные поехал за город на огород (дачу), поэтому не знал об этой статье.
Когда я в понедельник пришел в цех, то увидел, что водители бегут ко мне и кричат: «Дед, е...б твою мать, ты почему коммунистов всех не убил?! Смотри, сколько их, бл...дей, еще осталось». Я говорю: «Ребята, успокойтесь! Сколько успел — столько убил».
После этой публикации мои сотрудники стали относиться ко мне как к родному отцу: со всякими домашними неурядицами приходили за советом. Я даже не рад был, но каждого нужно было выслушать — не мог оттолкнуть людей. Мне и говорили: «Дед, что тебе надо, ты говори — все поможем».
— Не вызывает ли у Вас нынешняя Украина разочарование?
— В этом вопросе звучит и ответ. Большевики настолько уничтожили нашу интеллигенцию, что когда появилась независимость, то не было кадров, чтобы охватить все государственные учреждения и строить ту Украину, за которую мы боролись. Эта большевистская номенклатура грабит и продает Украину и по нынешний день.
С разницей в 50 лет
— В Украине подрастает новое поколение — ровесников независимости. Что бы Вы пожелали этим людям?
— На нх самая большая надежда. Тех, старых, воспитанных коммунизмом — не перевоспитаешь. Души этих молодых людей не испорченны комсомолом и компартией.
Но мы должны понимать, что никто нам в этой жизни просто так ничего не даст. Не надо думать, что все утрясется и как-нибудь будет — за все в этой жизни надо бороться.
Михаил Галущак, Історична правда
Перевод: «Аргумент»
